Площадка для выгула Соргона

[probegi]

Этот пост создан специально для приблудившейся в мой уйутненький бродячей собачонки, вдоволь натерпевшейся - и в ЖЖ, и в реальной жизни - пинков от Либерастов и Жидов. Собачонка продрогла и скулит, проклятый ЗОГ из всего национального богатства оставил ей только возможность вкусно жрать и лаять в интернетах, но интернеты глухи и равнодушны - в отличие от меня, хозяина доброго и благосклонного к братьям нашим меньшим.

Однако ж животное есть животное, рядом с человеком ему полагается отдельная конура, тем более, когда оно хочет быть в своих собачьих мечтах не мопсом карманным, но боевым волкодавом. Здесь я и оборудовал для бедняжки конуру, и цепь отстегнул - можно резвиться. Гадить тоже позволительно, убирать за ней я не буду - ей же здесь жить.

Но все эти блага цивилизации разрешены моему Шарику только в этой конуре. Вздумай он нагадить на ковер там, где люди ходят - тут же пинком под зад, на мороз.

Так что, Соргон, вот тебе трибуна и полная на ней свобода.

А я здесь продолжу уникальный эксперимент - чтение домашнему животному произведений классической русской литературы.

хехехе

АПД: как я и предполагал, "животное с облегчением воспользовалось предложенной ему возможностью слить". Недолго дуся танцевал. Жаль, я надеялся дойти до конца Первого тома.

хехе

Comments

[probegi.livejournal.com]

Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, словом -- не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и всё так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то солидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, повидимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову, спрашивал: не нужно ли чего? После обеда господин выкушал чашку кофею и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем- то чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зевать и приказал отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул два часа. Отдохнувши, он написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию, для сообщения, куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лестницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям. Когда половой всё еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живописи. Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: "Иностранец Василий Федоров"; где нарисован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одеваются у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сделавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано: "И вот заведение". Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою внес вилкою. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконическою надписью: "Питейный дом". Мостовая везде была плоховата.